Читать интересную книгу Записки из музыкального магазина - Марина Рябоченко

– Водку будешь? – спросил просто, доставая из-под стола чекушку и захватанный стакан. – Ну и правильно, что не будешь… Ты вообще не пьешь или со мной не хочешь? Да ты садись, не бойся, я тебя не трону. Просто поболтаем.

– Что-то уж ты больно пугливая, робкая. Так, девочка, тут нельзя, – поговорив со мною минут пятнадцать, заметил он. – Возьми вот, попьешь чаю, – он выудил из кармана две конфетки. – Заходи!

– Ты где это была? – заметив мое долгое отсутствие, Валентина Петровна, несмотря на наши уже теплые отношения, смотрела на меня строго.

– Вот, к Валентину Федоровичу заходила…

– Это еще зачем?

– Позвал…

– Дело это хозяйское, но мой тебе совет – ты по кабинетам не шныряй. Много тут таких… Мало ли – позвал… Их дело маленькое. Может, и ничего, делов будет на три копейки – а разговоров на три рубля. Тебе это надо? Ты, я вижу, девчонка серьезная, хорошая, потому и говорю. А там уж – сама думай.

Я на Валюшу за выговор не обиделась, понимала, что она с добром отчитывала. Собственно, меня и мама предупреждала, что на работе – никаких романов. Да я и сама, без подсказок, вовсе не собиралась шнырять. Но один человек мне все-таки очень нравился!

Володя С., первый заместитель ответсека. Высокий, большой, с круглым лицом, римским профилем, большими умными глазами… Главный балагур, юморист, образованнейший человек, редакционный любимец… У него была манера – часто разговаривать на ходу, будто с самим собой. Тот, кто в эти минуты попадался у него на пути, обязательно реагировал, затем подключался третий, четвертый, и этот общий шумный разговор оканчивался смехом и хорошим настроением.

У Володи было несколько коронных фраз, которые он часто повторял. Навсегда запомнила одну: «Самое главное в жизни – это отношения между мужчиной и женщиной». Удивительно, но говорил он ее иногда, казалось бы, невпопад, далеко от темы – и всегда она была к месту, вызывая грусть или смех.

Мы с ним общались мало, как-то мимоходом.

Помню, как-то шли по длинному коридору навстречу друг другу. – А ты читала «Портрет Дориана Грея»? – вдруг спросил он, даже еще не поравнявшись со мной.

– Нет, – не останавливаясь ответила я.

– Жаль, я в твоем возрасте уже прочитал, – услышала я спиной.

В тот же вечер достала дома книгу с полки… На долгие годы Оскар Уайльд стал одним из любимых моих писателей. А тогда, через несколько дней я, робея, осмелилась поделиться с Володей своими впечатлениями. Он очень обрадовался – то ли тому, что я прочла, то ли тому, что я о прочитанном думала, и с тех пор частенько подсказывал, что еще полезно и интересно было бы мне прочитать. Наша взаимная симпатия росла. Но о романе не могло быть и речи. Он, тридцатипятилетний, был для меня слишком взрослым. К тому же Володя был женат. Его сын лет двенадцати иногда приходил в редакцию – он был очень похож на отца. Жену его не видела, любил ли он ее – не знаю, но уважал точно. Иногда, хлебнув лишнего, мог сказать с гордостью: «У меня очень интеллигентная жена! Она в шляпе ходит!». Я для него была ребенком – и не по возрасту, а по сути, состоянию души. И все же своих нежных «чувств» ко мне он не скрывал.

– Как ты мне нравишься! Как же ты мне нравишься, девочка! – певуче растягивая слова, говорил он, облокотившись о наше бюро. – Валя, какая она хорошая! – призывал в союзницы Валентину Петровну. – Лариса, ты где такого курьера взяла? Я же влюбился! – оборачивался на голос Ларисы Ивановны, забежавшей к нам по делам.

– Ты к ней даже не подходи! Не морочь голову девчонке! Иди, иди отсюда! – Лариса Ивановна, почти вдвое меньше Володьки, толкала его рукой в живот, спиной пятила к двери.

– Да не бойся, – похохатывал он. – Я же детей не трогаю! Проработали мы с Володей не больше полугода. Как-то весной после одного неприятного инцидента его уволили – в одночасье, без всяких двухнедельных отработок. «Провинился» Володя по глупости, никому не желая зла, но проступок его должен был быть наказан. Многие в редакции не скрывали слез в тот день, включая Валюшу, Ларису Ивановну, самого Володьку… Он любил свое дело, людей вокруг… Я – так просто рыдала.

Володя потом частенько заходил в редакцию. На работу он, конечно, устроился, но такого коллектива, такой душевной атмосферы на новом месте уже не нашел. Был у него в нашем здании и личный интерес – дама из соседней редакции, разведенная, с сыном. С хорошеньким лисьим личиком. Маленькая, вечно закутанная в шаль, которая прикрывала ей даже колени, она долго приручала Володю и в конце концов победила – как репку, выдернула его из семьи. С тех пор Володя все чаще приходил в редакцию с красным лицом, шутил больше с грустью, тихо сидел в дежурке, подперев щеку рукой, уныло глядя в окно… Друзья жалели его. Ольга Ивановна несколько раз беседовала по душам, советовала вернуться к «женщине в шляпе». «Да, она любит меня, – тянул Володя. – Ты не думай, что эта плохая. Она такая…» – он замолкал.

Последний раз я видела его много лет спустя. Как-то села в вагоне метро на свободное место. Со мной вдруг заговорил сосед слева. Повернула голову – да ведь это Володя! Не трезвый. Он смотрел на меня в упор и не узнавал – конечно, много лет прошло, да и была я в модных по тем временам очках «хамелеон».

– Извините. Не думайте плохо, просто я сегодня похоронил друга… – он и извинялся, и жаловался, пытаясь завести знакомство.

Я ничего не спрашивала, а он все говорил – о том, что едет домой, о том, что жить грустно…

– А вы знаете, что самое главное в жизни? – вдруг спросил он. «Да, Да!» – хотелось закричать мне, к этому времени уже на собственной шкуре испытавшей это «главное».

– Нет, – сказала я наконец.

– Отношения между мужчиной и женщиной! – важно произнес Володя. – Можно вас проводить? – увидев, что я собираюсь выходить, вдруг спросил он.

Мы вышли на улицу. По дороге к троллейбусной остановке я коротко сказала, что провожать меня не стоит – у меня муж и дети.

– Плохо, – вдруг сказал Володя. – Вернее, для меня плохо…

Он остановился, а я продолжила путь. Через несколько шагов оглянулась. Мартовский ледяной ветер пробирал до костей, обжигал щеки. Володя стоял, втянув голову в плечи. На голову выше проходивших мимо мужчин. Еще красивый. В самом расцвете лет. Потерянный и жалкий. Было видно, что не знал, куда и зачем ему идти. «Возвращайся к женщине в шляпе!» – как заклинание сказала я тихо, ухватившись за поручень троллейбуса.

Прямая связь

Когда меня переводили из курьеров в техсекретари, я уже не думала, что буду курьерить всю жизнь, и легко рассталась со своей любимой «должностью». За месяцы, проведенные в редакции, я поняла, что здесь любая работа важна для общего дела.

Прощай, телетайп! Да здравствует телефон!

На тумбочке рядом – с теперь уже моим – бюро стояло четыре аппарата: городской, прямой с редактором, местный и связь с дежуркой. В иной день они трезвонили беспрерывно – с девяти утра до девяти вечера. Я должна была соединять редактора с дежуркой, вызывать сотрудников на ковер, заказывать пропуска посетителям, ломившимся в редакцию с жалобами, да еще отвечать на звонки читателей. В общем, работы хватало. Наш главный редактор меньше всего походил на высокое начальство. Ниже среднего ростом, с пухлым, щекастым лицом, огромными голубыми глазами, он вызывал умиление своими почему-то всегда короткими брючками. По иронии судьбы его личный водитель, Вячеслав Миронович, был представительным, высоким мужчиной в очках. Костюм на нем всегда был по росту, в руках он неизменно держал пачку газет. Однажды, в отдаленном подмосковном захолустье, куда наш редактор прибыл на открытие то ли новой школы, то ли свинофермы, местное начальство, предполагая прямую связь между представительностью человека и его должностью, кинулось горячо трясти руку Вячеславу Мироновичу…

Но, как говорится, по внешности не судят. Редактора побаивались, иные вытягивались перед ним по струнке – ведь он был «главным»!

У редактора был телефонный аппарат местной связи со всеми сотрудниками. Однако вызывать на ковер он предпочитал через меня. Я, подобно гонцам, которым в давние времена отрубали голову за дурную весть, уже десятки раз могла быть обезглавлена. Правило было четким: найти и доставить в ту же минуту. При моем появлении с «просьбой зайти» люди прерывали деловой телефонный разговор, оставляли в столовой тарелку с супом…

Редкий человек в редакции заходил к нему по собственному желанию, без моего «благословения». Не важно, с чем приходили – с материалом на подпись, с заявлением ли об отпуске, просьбой о матпомощи – первым делом спрашивали:

– Главный как, в духе? Или попозже?..

Я по утреннему приветствию безошибочно определяла настроение главного на текущие сутки. Если, заходя утром в секретарскую, он улыбался, останавливался около бюро, спрашивал об успехах – можно было ожидать теплой встречи. Если же быстрым шагом следовал в кабинет, через плечо бросив «Доброе утро» – быть буре. В такие дни я заворачивала всех тех, кто приходил без вызова, по личной просьбе. Однако, как и погода, настроение главного могло меняться в течение дня. Чтобы узнать нужный градус, был разработан ритуал.